Мы вчера убили послезавтра - Страница 37


К оглавлению

37

У него было такое ощущение, что Олеся его в последнее время начала избегать. Даже разговор по телефону старается быстрее закончить. Но сегодня все будет иначе. У Димы теперь есть решение всех их проблем. Он достал из кармана телефон и позвонил Олесе.

— Привет малыш! У меня отличные новости, бросай все и приезжай ко мне. Нет, лучше давай у памятника Ельцину встретимся? Олеся это очень-очень-очень важно. Отпросись с работы на часик. Нет, до вечера подождать не сможет. Я тебя очень прошу, ты приедешь и поймешь что не зря. Через сколько? Через час? Отлично, буду ждать тебя.

Диму колотило от нетерпения. Сейчас он все ей расскажет, отдаст билеты и уже завтра она будет в Минске. Глеб обещал, что лечение будет бесплатным. Более того, ей предоставят квартиру и средства для проживания. А Диме найдется работа в Белоруссии. Они получат там гражданство и смогут остаться. Выходя из квартиры, он живо себе представлял, как начинают светиться Олесины грустные глаза.

К назначенному месту он приехал с запасом в полчаса. Прогуливался возле памятника и постоянно посматривал на часы. Да ну где же она!? В это время из станции метро показалась Олеся. Она направлялась к памятнику, но, не доходя до него, остановилась и посмотрела на кающихся. В любое время года возле самых крупных мемориалов проходили акции покаяния. Дима вспомнил, как раньше глядя на кающихся, он проникался к ним уважением. А сейчас ничего кроме отвращения к самому этому ритуалу не испытывал. Да и черт с ними, пусть лбы расшибают. Он тут не для этого. Дима подошел сзади, обхватил Олесю крепко за плечи, развернул и поцеловал:

— Привет лисенок! Молодец, что смогла приехать.

Олеся выглядела подавленно. Дима сменил тон и уже без веселья в голосе спросил:

— Что случилось?

— Я сегодня утром в больнице была.

— И?

— Нужна операция. Тянуть нельзя. Предлагали лечь сегодня, а я попросилась на завтра.

— Так срочно?

— Я же говорю, нельзя время терять. Меня опять тот американец смотрел. Говорит, что можно полностью вылечить, если не затягивать с операцией. Так что не все так плохо. Ну, по крайней мере, он так считает.

— Олеся!!! Так ведь там условие, стерилизация…

— Я знаю, но выбора-то нет и тянуть нельзя. К тому же какая разница, я же все равно ущербная.

— Что? Что ты сказала?

— Я говорю, у меня не должно быть детей, я же ущербная.

— Да какая ты ущербная? Да что ты несешь? Кто тебе это сказал?

— Так доктор этот сказал. Мы же вместе были.

— Да мало, что он тебе говорит, он же американец. Они же враги! Они хотят, чтобы нас вообще не было! Извести нас хотят всех. Поэтому и райские условия для бездетных стариков и чуть что стерилизации эти! Тебе Серый не зря рассказывал, зря ты его не слушала. Ущербная… сами они ущербные! Слово-то какое придумали, твари. Нормальная ты. Только заболела. Причем из-за этих же тварей заболела. А мы тебя вылечим, и ты обязательно родишь ребенка. Нашего с тобой ребенка. Понимаешь? Нашего!

— Нет. Ничего не выйдет. Мне детей нельзя с моей болезнью иметь.

— Можно! Это все вранье! Им просто нужно тебя стерилизовать. А тебя можно вылечить без этой уродской стерилизации, и дети у нас будут.

Олеся смотрела на Диму как на маленького. Она взяла его руку, посмотрела ему в глаза и нежно, но твердо произнесла.

— Ничего, я понимаю, что трудно вот так сразу принять, я тоже весь день плакала. Но надо жить дальше. И они обещали меня вылечить. Американцы — лучшие врачи. Они намного умнее наших. Если бы не они у нас бы вообще больниц не было!

Дима выдернул руку. Он не мог поверить, что это говорит его Олеся. Он почти срывался на крик:

— Да чего они могут обещать? Они твари, американцы твои. Они вообще рады бы нас всех усыпить, но кто ископаемые добывать будет и трубу обслуживать? Вот и стерилизуют вместо усыпления.

Олеся начала гладить Диму по голове, так как будто это он, а не она, был тяжело болен.

— Дима, милый, ты устал. Ну что ты говоришь такое, а? Успокойся. Все не так плохо. Вон Эдик говорит, что ущербным быть в какой-то степени и здорово. Бесплатная медицина, нет запрета на употребление наркотиков.

— Каких наркотиков? Ты что пробовала?

— Нет, но Эдик говорит, что легкие наркотики можно получить в "Центрах Либерализации Молодежи". А раз их раздают, значит, они не опасные.

— Я убью твоего Эдика. Ты в нем что, утешение нашла?

— Эдик хороший, просто у него не сложилось в жизни. Он рассказал, что он тоже ущербный, но смирился и нашел в этом плюсы. И теперь помогает таким как я. Как хорошо, что мы вместе работаем.

— Он пидор, да еще оказывается и наркоман. В этом не может быть никаких плюсов.

— Дима, не надо! Прошу тебя! — На лице Олеси отобразилась боль. Ее Дима говорил такие страшные слова. Да что же с ним случилось такое!? А Дима уже не знал, что ему делать. Мозги Олеси были настолько забиты пропагандой, что с "этой стороны стекла" промыть их было уже невозможно. Оставался только один шанс. Думать было некогда, и Дима за пару секунд решился рассказать Олесе всю правду. Разом и без подготовки.

— Олеся. Я очень тебя люблю. И хочу тебе только добра. Пойми меня правильно, а если не можешь понять, просто поверь мне. Я знаю, что нужно делать. Мы уедем в Белоруссию. У меня там друзья. Они помогут.

— Ты связался с белорусами? — Олеся на секунду потеряла дар речи. Она не верила своим ушам, стояла и ждала, что он скажет, что этот весь разговор глупая шутка. Но Дима оставался серьезен.

— Я не связался. То есть, не то чтобы… но даже если и так, какая разница? Они обещали вылечить тебя. Нужно просто тебя туда переправить.

37